Все было бы ничего, но для того, чтобы начать договариваться, надо было признаться друг другу, сколько у тебя ракет, каких, и где они расположены. Это, голубчики, прямое разглашение сведений особой важности. Расстрельная статья, между прочим. Зам. главы МИДа смотрит на меня, но я только пожимаю плечами: кто я такой, чтобы давать добро на подобную акцию? Потом опять скажут, что евреи продали Россию. Тогда они запрашивают Москву. Там замешательство и паралич. Московские евреи тоже на это не идут. Не сходятся в цене. Сверху удивленно интересуются, когда будет готов документ? Достопримечательности на исходе!
Лерман потер сухими пальцами лоб, с удовольствием предаваясь воспоминаниям. Внимание молодежи радовало его, как любого пожилого человека.
— Я смотрю — у американцев такая же чехарда. Мой коллега, подполковник ЦРУ Джереми Хайц, смотрит на меня волком и уже не вспоминает в баре об общих национальных корнях. Янки упираются и первыми открывать свои государственные секреты ни в какую не хотят: вдруг эти загадочные русские поблагодарят и откланяются? Сидим до посинения в душной комнате для секретных переговоров, торгуемся день, другой, третий... А сверху давят! По второму кругу осматривать местность пошли! От кока-колы изжога, пива хочется и жареной картошки. Никогда раньше столько времени не торговался!
Ну, руководители делегации в отчаянии. Ситуация тупиковая — никто не хочет брать на себя ответственность. И тут ночью мне под жужжание кондишена приходит гениальное решение! Бегу прямо в трусах к шефу. Секьюрити ошалело косится на меня и будит его. Он с первого раза не понял, а когда понял — чуть не расцеловал. Наутро поспешаем в чертову комнату, вызываем всю американскую сторону, и наш Даниил Самуилович говорит: “Господа! Давайте я расскажу вам, что есть у вас. А потом вы нам расскажете, что есть у нас. А после этого честно скажем друг другу, правильно это или нет!”
Разведчики покачали головами. Борис Моисеевич горделиво выпрямился.
— Мудреный ход, — сказал Андрей Лехельт. — А что — это разве не секретные сведения?
— Совершенно секретные, потому что раскрывают источники информации. Но все же не “ОВ”.
— Ну и как? — полюбопытствовал Ролик, качаясь на стуле и позабыв предупреждения Кляксы. — Совпало?
— Специалисты говорили — на девяносто процентов. Мы все знали про них, а они про нас. Ракетная установка не авторучка, в карман не спрячешь. Вот так-то... м-да...
Лерман еще несколько секунд смотрел прямо перед собой невидящим взглядом. Потом, возвращаясь из прошлого, сказал другим, сухим и строгим голосом, как бы отдаляясь от присутствующих:
— А теперь перейдем к делам насущным. Ибо все прошлые победы перечеркивает одно поражение. Группа Визиря эти дни тянула Дербенева плотненько. Он очень напуган, нервничает, хвост за собой чует — но вычислить не может. Были, конечно, паузы, но, по нашему мнению, непреднамеренные. Сам Дербенев их не создавал. Кроме одной, вот этой...
Лерман достал из старенького кейса еще одну кассету, осторожно сдул с нее крошки печенья. Видеоматериалы опера получали под роспись на “кукушках” ОПС.
— Здесь зафиксировано, как он посещает один публичный дом. Заведение средней руки, но он человек прижимистый. Пробыл там полтора часа. Вот сотрудник Визиря идет за ним... видите? Ему удалось выяснить, с какой девушкой уединился Дербенев.
— Он заглядывал во все двери? — спросил Ролик, облизываясь.
— Нет, он выбирал снимки девушек, пока ему не сказали, что одна только что была занята. Вот ее фотография.
— О-о-о... — застонал стажер. — Пустите меня к ней!
— Ролик, перестань! — скомандовал Клякса. — Смотри на это как на работу, иначе отстраню.
— Я именно так и смотрю, товарищ начальник!
— Тихо, ребята, — поморщился Лерман. — Что вы — голой задницы не видали? Пардон, Людочка.
— Такой не видал... — прошептал Ролик Морзику.
— Ерунда... — так же тихо ответил Вовка. — Вот у меня была одна... Ладно, потом расскажу.
— Какая у нас задача? — спросил Зимородок, строго косясь на молодых подопечных.
— Твоя группа, Костик, меняет наряд Визиря. — Строгий палец опера уткнулся в грудь Кляксе, — У меня есть подозрение, что они засветились.
— У парня в заведении из штанов выпал пистолет?
— Я думаю, там этому бы не удивились. Нет, дело в другом. Я анализировал запись... вот, посмотрите внимательно. Видите, там, на углу вывески, маленькую коробочку...
— Камера наблюдения!
— Правильно, Пушок. Сотрудник Визиря вышел из машины и пробыл в заведении час с небольшим...
— Ему это как командировочные оплатят?
— Цыц! Надоели, остряки. Слушайте и учитесь. Все это время наша машина стояла напротив, в ней сидели люди. Они не догадались выехать из сектора наблюдения камеры. Если охрана видела их, — а это весьма вероятно, — им вполне могло показаться подозрительным, что один пассажир посетил заведение, а другие терпеливо ждут его в салоне полтора часа и никуда не выходят.
— Вывод напрашивается сам собой, — кивнул Лехельт, ероша в задумчивости волосы.
— Поэтому вы меняете наряд Визиря на этом объекте, — сказал Лерман Кляксе. — Раздели группу на два сменных наряда. Пусть один тянет Дербенева, а второй попытается проникнуть в заведение, в комнату, где работает эта девушка.
— Я, я! — закричал Ролик.
— Поискать тайник? — кивнул седеющей головой Клякса, не обращая внимания на возбужденного Витька.
— Найти тайник, — жестко уточнил Лерман. — Не вскрывать. Там могут быть всякие закладки, от которых не убережешься.
— Разные волосы, пылинки? Это знаем, проходили на курсах! — махнул рукой Ролик.